Звукопись зримого словообраза

Нечто, состоящее из слов и линий, пространств и плоскостей, масок и признаний, авторского «Я» и диалога с собственным лирическим героем... — КНИГА. Для медленного чтения. Очень медленного. И притом — незатруднительного. Притягательный поэтический мир Анатолия Кудрявцева вызывает тревогу: кто способен в него войти, быть там, внутри этих рафинированных текучих мыслеформ? Тщательное прочтение метафорических текстов — вообще задача для избранных, для тех, у кого интеллект, воля и воображение могут быть сонаправлены с погружением в изощрённое сплетение звучаний и смыслов. Двигаясь по этому пути, испытывать к тому же наслаждение — то состояние, которое позволяет преодолеть любые барьеры — удел натур глубоких, отзывчивых на прекрасное. — Здравствуйте, уважаемые читатели!
Как и полагается в пору господства визуальной информации, автор, казалось бы, оказывает нам поддержку, расположив рядом с текстами собственные рисунки. Часто взаимосвязь очевидна, тематическая и интонационная. Но чем дальше и дольше перелистываешь книгу, то тем сильнее укореняется убеждение: визуальный мир Анатолия Кудрявцева — не комментарий к словесности; он интересен сам по себе, артистически самодостаточен. И в целом издание оставляет двоякое впечатление: с одной стороны, затраченные на его освоение немалые духовные силы раскрывают замысловатый и содержательный срез личности А. Кудрявцева, а с другой, остаётся ощущение недосказанности, какой-то неполноты сложившегося представления. Действительно, поэт и художник из Санкт-Петербурга известен в среде российской интеллигенции и с иных сторон: он — вдумчивый историк искусства, создавший убедительную концепцию взаимосвязи философии и перспективных построений в искусстве эпохи Ренессанса; он также и разработчик жизнепостигающих проектов в Интернете.

Как и во всём, чем он занимается, в своих поэтических опытах Анатолий Кудрявцев искренен и мастеровит одновременно. Он впускает читателя в те сферы, которые многие затаивают лишь для себя. Но «над златом чахнуть» — слишком дорогостоящая жизненная стратегия; цена её — затхлость атмосферы, прерывистое тяжёлое дыхание, перебои сердца. Поэтому, наверное, Анатолий и доверяет нам сокровенные мысли и чувства. Доверяет, не будучи наивно доверчивым. Красоты аллитераций и общая благозвучность письма, многое иное в отточенной литературной форме каждого произведения свидетельствуют об умении автора так отразить излучения собственной жизни со сверкающей грани письменного стола (или сквозь пикселы на мониторе), чтобы их свет устремился в космос искусства, — космос, защищающий от опасной атаки гуманоидов на живую ткань души поэта.
Но откуда же тогда взялось это заглавное «НЕЧТО», родственное то ли Хайдеггеру, то ли Стивену Кингу? Неужели человек, разобравшийся в высокой математике и образности ренессансных полотен не в силах отдать отчёт себе в том, что именно сотворил и публикует? Думается, автора не должна была смутить многомерность избранных им форм: от стиха к верлибру и ритмизованной прозе — аналитическое мышление присуще А. Кудрявцеву так же, как и интуиция. Скорее осторожно-трепетное отношение к тому целому, что явила собой книга.
Путешествие читателя по страницам книги организовано строго, и стоит подчиниться авторскому маршруту, отказавшись от привычки своевольно кликать гииерссылки. Тогда станут заметны переходы от сна к яви и видению, тогда через череду сменяющихся покровов (масок) промелькнёт подлинник. И, главное, вы сможете сполна пережить особую пластичность образов Анатолия Кудрявцева, их вязко-текучую субстанцию, запечатлевающую движения времени и духа во всём богатстве внутренних противоречий данного процесса.