Падал вечер.
Тишина шуршала сухой шкуркой по лицу. Я стоял и жадно ловил мгновения, скользившие между пальцами. Они сновали, метались, исчезали... От бессмысленной игры стало страшно и захотелось криком выбросить испуг.
Я крикнул.
Из горла вывалился мокрый птенец, некрасиво и неловко забился, затрепетал. Потом в тишине ощутил силу и свободу и разлетелся во все стороны, впопыхах стукаясь о лбы безмозглых домов, падая, подпрыгивая и замирая... Дома-монстры вздрогнули, лениво зевнули, заглатывая галдящее эхо, и замычали протяжно и тоскливо. Тоска взвилась сухими листьями, поднялась над кепками крыш и понеслась туда, где собирались печальные стаи облаков, где жмурился усталый, покрасневший глаз.
Я смотрел, как тяжело уплывает небо и уже ничего не ждал. Лишь прощался с последним днем.
Кто-то мягко дотронулся. Рядом в потертой одежде зябко куталась мною забытое чувство. Тихо, шепотом позвал и, уже чувствуя, как внутри разрастается комочек радости, осторожно коснулся, прижал.
Впереди шевелилась, ворочалась ночь, но я пошел навстречу.
А за ней рождался первый день.