В ХАРЧЕВНЕ

- Простите, а когда подадут обед? - спросил, наконец решившись, Корней.
- Какой обед? - удивленно посмотрел на него хозяин.
- Который я вам заказывал.
- Так его давно уже принесли.
- А где же он, тогда? - Корней несколько растерялся.
- Как где? Съели, конечно, - уже начал сердиться хозяин.
- Кто съел?
- Это уж вам, мил человек, лучше знать. Вы, ведь, его заказывали.
- Значит, съели, - задумался Корней. - Осталось, только всё же узнать кто. Может быть вы, сами того не заметив...
- Я такого не ем.
- Ну, чего не сделаешь на дармовщинку.
- Что вы себе позволяете, молодой человек?!
- Хорошо. А где же тогда тарелки?
- Действительно, где? - и они снова с подозрением посмотрели друг на друга.
- Давайте, тогда попробуем ещё раз, - сказал наконец после продолжительного молчания Корней.
- А вам на ещё один обед денег хватит?
- На такой - да.

Через полчаса к нему снова подошел хозяин:
- Ну, на этот раз всё в порядке? Как вам обед?
- Какой обед?
- Ну, знаете ли, это уж слишком. Съесть два обеда и даже не заметить...
- Было бы что замечать.
- Послушайте, молодой человек. Платите деньги и убирайтесь отсюда. Хватит испытывать мое терпение.
- Вы, сначала, подайте мне то, за что их можно было бы платить, - тоже начал заводиться Корней.
- Нет, я сразу заметил... Таких проходимцев нельзя пускать в порядочное заведение, - окончательно рассверепел хозяин и, схватив его за шиворот так, что затрещала рубашка, в мгновение ока выкинул на улицу.
Приземлился, однако, Корней довольно удачно, поднялся и стал неспеша отряхивать с себя пыль, подводя вслух итоги проведенной кампании:
- Денег я не заплатил, но и в желудке гуще не стало; да в добавок ещё, чуть не сломал себе шею. А если и ужин таким же окажется, то не долго так и совсем ноги протянуть.
Тут он заметил крысу, еле волокущую от харчевни здоровенный кусок хлеба.
- Нет, это, пожалуй, уже слишком, - решил он, как накануне хозяин, и заступил ей дорогу.
Крыса, похоже, не сильно этим расстроилась и, оставив свою ношу, также неспеша побежала обратно. Подождав немного за углом, Корней увидел, как она тащит в ту же сторону не менее здоровый кусок вареного мяса.
- Вот, значит, куда делся мой обед, - и он снова заступил ей дорогу.
На этот раз крыса отошла немного в сторону и продолжала хмуро смотреть на "грабителя".
- Ничего, в отличие от меня, ты себе ещё достанешь. Надо ж и с другими делиться. А то разжиреешь и, в конце концов, умрешь от обжорства, - примирительно сказал Корней и, отломив небольшой кусочек, бросил ей обратно.
Презрительно обнюхав его, крыса отвернулась и, преисполненная чувства собственного достоинства, молча удалилась.
- Пожалуй, пора и мне. А то, кто их тут знает, нажалуется ещё кому-нибудь, - решил Корней... И действительно, оглянувшись уже от поворота дороги, увидел хозяина, вышедшего на крыльцо и грозящего ему вслед кулаком.

ДОРОЖНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Вот говорят, что живём мы плохо - бандиты на каждом шагу, в правительстве одни вредители (как-будто только в нём), денег большинству населения не платят, а когда и платят, то продукты можно достать только такие, какие "на западе" даже собаки есть не будут... Согласен. Но в том-то и есть наша главная сила, что вся жизнь в России - борьба непрерывная с самими собой и окружающим. Как хорошая сталь, народ наш - чем больше бьёшь его, тем больше крепчает. Каждый у нас нынче - боевая единица сама в себе, десантник в тылу врага. С раннего детства золотого учимся преодолевать трудности; а нередко сами и создаём их себе, чтобы было с чем бороться, чтобы не потерять форму. Но зато, в зрелом уже возрасте, нет такой ситуации - мыслимой или немыслимой - с которой мы не смогли бы справиться и обернуть, в конце концов, в свою же пользу.
Вот к примеру, собрался я как-то съездить отдохнуть в деревню... Не так чтоб далеко - шесть часов ночью на поезде, там часов двенадцать прождать автобуса; проехав на нём километров с сотню, пересесть на другой, если подгадаешь (тут нужный автобус ходит уже раз в неделю); а если нет, то ещё километров тридцать пешком - и ты на месте... Купил билеты, как всегда в общем вагоне (так и дешевле и интересней). Пока пассажиры разбирались у кого какие места, быстренько занял вторую полку (на них-то общих билетов не продают, если кто не знает, оставляя место для частной инициативы и предприимчивости). Нашёл кто едет до моей станции. Договорился, чтобы разбудили, когда подъезжать будем. Затем, положил рюкзак под голову, снял сапоги, улёгся и стал наблюдать за течением жизни...
Проводников, с тех пор как отъехали от Питера, не видно и не слышно. Вагон последний. Так что названия станций и днём-то не разглядишь. А ночью, и вовсе, за окном - тьма кромешная. Однако, паники в людях никакой не видно. Все и входят и выходят вроде бы там, где надо. Кто-то добыл на очередной остановке пару ломаных деревянных ящиков и растапливает титан для чая. Кто-то идёт с матрасами и подушками (у нас-то постелей не выдают) из соседнего пустого плацкартного вагона (ну конечно, кто же в нём поедет, если можно в общем). А иные с теми же матрасами и подушками так и сходят с поезда - в хозяйстве всё пригодится...
Потом, слышу, два мужика разговаривают.
- Семён, ты зачем полку-то откручиваешь?
- Да у меня сосед - Мишка Тихонов, ты его знаешь - такую вот привинтил в бане; и получился отличный полок.. На нём попаришься, как следует, потом поднимешь - и мойся себе на здоровье, ни что не мешает. Я попробовал, так решил и себе поставить.
- А как же её Мишка до деревни-то доволок? Это ж километров двадцать от станции будет. Я однажды - тоже для бани - котёл в вагоне откурочил, а вынести и не смог. Тяжёлый, злыдень, оказался..
- А старуха у Мишки на что? Моя хворает, с тех пор как у медведя тёлку отбила, так ты поможешь; а как дойдём, так сразу за то бутылку получишь..
- Эх, если бы мне за тот котёл кто бутылку поставил. Нешто бы не сволок?..

Вроде бы и не спал я, а проснулся от холода и какой-то непривычной тишины вокруг. Открыл глаза - туман, ничего не видно. Ощупал - вроде бы трава подо мной... влажная... Потом вверху оформилась козлиная голова - висит в пустоте, глядит на меня и вроде как ухмыляется... Другой, не в России воспитанный, тут бы, пожалуй, и впрямь, богу душу отдал. А я ничего - лежу, соображаю, интересно даже:
- И куда это меня занесло? Ба, так это ж со мной мужики полку откручивали... и вынесли, значит, черти, вместе с ней...
Козёл утвердительно мемекнул.
- Вот только тебя мне ещё для полного счастья и не хватало!
Я резко сел, осмотрелся по-основательнее - пожитки как были в рюкзаке под головой, так там и остались, и даже сапоги рядом поставлены (не мои, правда, но всё лучше, чем босиком).
- Нет, всё-таки, что ни говори, душевный у нас народ, понимающий...
Надел я те сапоги, закинул рюкзак за спину и пошёл станцию искать, либо ещё что, могущее помочь определиться с местом моего настоящего пребывания. И козёл к делу пришелся - бежит впереди, дорогу показывает. Глядь, и впрямь, станция. Захожу. Расписания, конечно, и в помине нет. Зато все стены местным фольклором исписаны. Изучив оный и даже записав кое-что, по-привычке, на память, подхожу к окошечку кассира, стучусь - тишина... Но тут дверь станции отворяется, и в помещение входит мой знакомый козёл, а за ним какое-то существо неопределённого вида в ватнике... И говорит то существо человеческим голосом:
- Пошто ж ты, милок, здесь оказался? Чай, не нашенский, вроде.
- То, - отвечаю, - история долгая и тёмная. Меня бы сейчас лучше кто просветил, как отсюда выбраться.
- Чтож не выбраться... Только поезда теперь суток трое не пойдут - ремонт у них. А по большаку так и вовсе как лет пять тому ремонт начали, так только Васька-тракторист проехать и мог, и то когда пьяный. С того и допился - пошел в сарай, да повесился. Так что лучше тебе, пожалуй, через лес напрямик к Подпорожью, а оттуда уж куда хошь...
- Знаем, знаем, - проворчал я, - тоже дыра ещё та... А далеко, хоть, через лес?
- Да нет, километров полста. Тропы, правда, нет. Но немцы о прошлом годе проходили, и ни один не вернулся...
- Какие ещё немцы?
- А я почём знаю. Шпиёны, наверно - торбы у всех, как у тебя, за плечами и говорят не по-нашему.
- Ну спасибо. И меня туда же - вслед за "шпиёнами". Недаром, национальный герой наш - Иван Сусанин...
Не в силах боле продолжать, я рванулся из дверей и пошёл, и пошёл... И дошёл! Иначе, кому было бы сейчас писать эти строки? Полпути компанию мне составлял всё тот же козёл; но потом отстал в болотах. Ну да не пропадёт, я думаю - наш же, российский, не в стойлах рощенный, бурьяном вскормленный... А я с тех пор только утвердился во мнении, что враги у России настоящие - это те, кто хочет сделать нашу жизнь лучше, чтобы изнежились мы, выродились, ослабли телом и духом. Но ничего, не допустим. Встанем, как всегда, всем миром - что открутим, что сломаем, что по ветру пустим - и будем жить, как и прежде, с девизом: "Пусть сильнее грянет буря!".

2.3. ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ

- И что ты всё болтаешься по лесу без дела? В отпуске он. Охотится, видите ли. Да тебе со своим ружом и ворон в огороде спужать не под силу. А что Красавица наша неделю уже домой без молока приходит, так то ему и вовсе пустое...
- Резать её, значит, надо, - рассудительно заметил Иван, подвигая к себе миску со щами.
- Да не её, дурень, резать надо - а того, кто молоко у коровы нашей выдаивает!
- Ладно, пригляжу я за ней, - вздохнул Иван, покосившись на разбушевавшуюся супругу.

Прошло три дня... А на четвёртый, в полдень, выйдя из дома, Клава выронила ведро, глядя как во двор медленно входят: Красавица - на негнущихся ногах, дрожащая, всё время непроизвольно вскидывающая голову от пережитого ужаса - и Иван, несущий в одной руке своё неизменное ружьё, образца 1907 года, а в другой, через плечо, чье-то туловище...
- Ахти! Учи дурака богу молиться... Подстрелил вора... Теперь уж точно корову резать придётся.
- А ну вас, баб. Что ни сделай - всё не так, - Иван махнул рукой и пошел обратно...

- Сколько я за ней ходил, за злыдней этой, - рассказывал Иван другу - Семену, сидя у него за столом и наливая очередной стакан, - но всё же углядел. Как в речку она входит, так с полным выменем, а оттуда - пустая. Подобрался я на следующий день поближе. Смотрю, опять заходит - ну, знаешь, где поглубже, за запонью... Стоит смирно, воду не пьёт - будто ждёт чего-то. Потом, совсем рядом, харя - здоровая такая, усатая - из реки высовывается. Ну думаю, не иначе, водяной на нашу корову глаз положил. Присмотрелся, однако - сом! Поднырнул под неё, присосался. А та и довольна. Только что не лыбится, стерва... И такая меня, понимаешь, тут злоба взяла. То она всё от быка за козлом матрёниным бегала. А теперь и того чище. Удумала. Чтоб и ей до дому с молоком не тащиться, и этому обжоре, - Иван ткнул пальцем в лежащий перед ним на тарелке кусок сома - удовольствие... Ладно же, говорю, будет вам сейчас и от меня гостинец. Ну, из ружья и вдарил. Сом-то, вишь, пуда на два оказался - и выпить есть с чего, и закусить. А Клавка: "Пошто корову спортил?". Да она и была порченная...
- И не говори, - поддакнул Семен, тоже наливая себе, вдругоять. - И народ, и зверьё нынче порченные пошли. Вон, Федька Пахомов, в колодец наш щуку запустил. Пусть, говорит, растет. А кормить - не кормит. Так она, с голоду, совсем озверела - к колодцу не подойти. Мне, вон, и то, - Семен поднял раскрытую ладонь, - полпальца отхватила.
- До того, значит, уже дошло?! - возмутился Иван. - Ну ничё... мы эту нечисть повыведем.
Подняв с пола ружьё, он, не целясь, через открытое окно выстрелил по пробегавшей мимо собаке. Та, не оглядываясь, припустила ещё быстрее.
- А её-то за что? - удивился Семен.
- А кто прошлым летом овец на дальний выгон загнал? Меня неделю Клавка домой не пускала, пока я их искал.
- Это когда вы с Федькой за пять дней ящик спирта на двоих оприходовали?
- Иначе и не найдёшь. От него в голове прояснение наступает. А Клавка...
- Да брось ты свою Клавку! Мы нечисть идём бить или нет? - Семен вернулся из-за печки уже с ухватом.
- А как же, - кивнул Иван, перезаряжая ружьё...

И, завидя, как сии герои, покачиваясь, бредут по дороге, вся окрестная нечисть, а также те, кто по тем или иным причинам считал себя могущим быть к ней причисленным (каковых была, почитай, вся деревня), спешили спрятаться, кто куда.

2.4. РЫБАЛКА

Река сделала крутой поворот и перед носом лодки неожиданно выросла плотная, выше человеческого роста стена камыша.
- Приехали, - Виктор зачерпнул ладонью воды и плеснул себе в лицо (хоть как-то освежиться после четырех часов непрерывной гребли). - И что дальше? Ты же говорил, здесь озеро должно быть.
- Так это оно, видно, и есть. Только заросло сильно. Я ж тут лет двадцать, как не был, - несколько озадаченно ответил Александр. - Давай-ка, греби вон к той ели...
Спустившись, он долго сосредоточенно стряхивал с себя иголки:
- Слева не очень далеко есть открытый холм. Там и остановимся, - и забравшись в лодку, с хрустом вогнал её в камыши...

Желтые кувшинки. Белые лилии, как-будто светящиеся в глубокой тёмной воде. Мелкие розовые цветы, от которых веял едва уловимый, но от того ещё более нежный ласковый аромат. Светлые зеленовато-коричневые стебли, закрывающие небо. Какой-то древний первозданный покой и тишина вокруг... Они словно и впрямь вплыли незаметно в мир детства. Все тяготы, вся накопившаяся усталость, как короста, спадали с них. Каждый вздох прибавлял сил. А вот и холм...
Виктор легко соскочил в воду и стал подтаскивать лодку к берегу... Мимо, не обращая на них никакого внимания, вихляя толстым задом, неспеша продиффилировал заяц. Впрочем, через некоторое время, когда всё уже было разгружено, он вернулся и, встав на задние лапы, из высокой травы долго осматривал происходящее. А потом, словно убедившись, что здесь всё в порядке, также неспеша развернулся и вновь удалился... Виктор от такой наглости потерял дар речи; затем, придя в себя, схватил каую-то палку и ринулся следом.
- Ты куда? - чуть улыбаясь, остановил его Корней.
- В суп его. Там таким самое место.
- Негоже, этак с хозяином поступать.
- Тоже мне, хозяин нашелся.
- Уж какой есть. Не чета нам, залётным.
- Кончай болтать. Коли уж с зайцем обнаглевшим справиться не можете, так хоть рыбы к ужину наловите, пока я тут устраиваюсь, - порывшись в мешке, Александр достал три больших ржавых крючка и леску чуть не с палец толщиной.
- Рыбу? Здесь? Сейчас? На это? - Виктор брезгливо поморщился. Ему, похоже, гораздо больше хотелось посмотреть, что там - за холмом.
- Ты слушай, что тебе умные люди говорят. А с хозяевами здешними и со всем прочим после разберёмся.
- Ну, командиров развелось... А наживку где взять? - нашел новый предлог для отказа Виктор.
- Держи, - рука Александра неожиданно резко метнулась в сторону и поймала пролетавшую мимо, низко гудя, крупную желтую муху, - остальное сам добудешь.
- Ладно же, если я ничего не добуду, то тебя самого на крючок посажу, - пообещал Виктор, обречённо оглядываясь в поисках удилища.

С четверть часа он молча грёб, пробиваясь зачем-то всё дальше сквозь стену камышей. Затем, бросил весло на дно лодки, всё ещё хмуро посмотрел на Корнея, составлявшего ему компанию, потом на мух (которых тот, развлекаясь, наловил уже немало), насадил одну из них на крючок и, отвернувшись, бросил за борт. Тоже проделал и Корней, не забыв, правда, ещё поплевать на наживку.
Едва успев коснуться воды, поплавок Виктора резко ушел в глубину и больше не появлялся.
- Ну, что я говорил? Сразу же и зацеп, - с оттенком злорадства произнес Виктор.
Отложив удилище, он взялся за леску, подёргал её и стал тянуть. Дальше, словно сама по себе (руки у Виктора в такие моменты действовали быстрее, чем голова) в лодке оказалась вдруг здоровенная (килограмм на шесть - не меньше, как после прикинул Корней) рыба, похожая, пожалуй, на карпа, и, вяло вильнув хвостом, оборвала наконец то, что затащило её сюда.
- Эт-то ещё что такое? - втроём (Виктор, Корней и рыба) они озадаченно смотрели друг на друга.
Потом, "добыча" вздумала дёрнуться посильнее, и рыбакам пришлось усмирять её, едва не перевернув при этом судно... Когда всё закончилось, Корнею было почти стыдно. Что-то словно шептало ему, что здесь нельзя никого убивать. И когда Виктор передавал только что выковыренный у жертвы глаз - объяснив, что в качестве наживки это лучше подходит - руки у Корнея ощутимо дрожали.
Однако, вскоре оба они забыли про всё на свете. Рыба шла одна за другой, только успевай забрасывать. Несколько раз она срывала крючок, но тут же попадалась снова. Это было что-то невообразимое. Словно, во время битвы, руки у Корнея (как и у Виктора, впрочем) были по локоть в крови. И только, когда из трех осталась лишь одна удочка, и ею завладел Виктор, Корнею удалось, поневоле, остановиться и взглянуть по сторонам.
Лодка была полна с верхом. Высота её бортов над водой составляла уже не больше ладони. Солнце скрылось за горизонтом. Небо и озеро, почти слившиеся по цвету друг с другом, освещались лишь нежной, какой она бывает только на севере, ровной, какой-то прозрачной даже зарей. И надо всем этим висела ещё более глубокая, чем раньше, не нарушаемая здесь, похоже, даже течением времени тишина... Лишь слышно было хриплое дыхание окончательно вошедшего в раж Виктора. Да в камышах ворочалось и глухо хлопало по воде что-то настолько большое, что Корнею стало не по себе от мысли, что оно тоже может вздумать приплыть сюда и принять участие в рыбалке.
И точно, после очередного заброса удочка в руках у Виктора вдруг изогнулась дугой. Лодку встряхнуло так, что они еле устояли на ногах. И из глубины стала подниматься неясная ещё, но, как показалось Корнею, необъятных размеров тень.
Виктор тянул изо всех сил. Это был его звёздный час. И он показал всё, на что был способен. То, что "попалось" на этот раз (у Корнея язык не поворачивался назвать это рыбой) вновь оборвало леску, но лишь в последний момент, и повисло, зацепившись зубами за борт лодки.
- Держи!!!
Но Корней не слышал крика. Он смотрел в чёрные бездонные глаза хозяина здешних вод и читал в них, казалось, мстительное удовлетворение. А эти зубы? Медленно, с хрустом они начнут перемалывать сейчас уже не только лодку... Не помня себя, Корней схватил весло, изо всех сил стукнул им по борту... и, вместе с куском доски, на котором оно держалось, чудище соскользнуло обратно в воду и также беззвучно, как и появилось, ушло в породившие его глубины.
Корней перевел дух. Но тут Виктор, сообразив наконец, что происходит, и произнеся нечто, не переводимое ни на один язык, ринулся вслед за своей ускользающей "добычей". Стоило большого труда удержать его в лодке. Местность непрерывно была оглашаема самыми страшными ругательствами. И от всего этого Корнея снова стало трясти:
- Слушай, давай к берегу. Хватит с меня этой рыбалки.
- Да таких сразу убивать надо, а не на рыбалку брать... Кстати, интересно, а где он - этот берег? - Виктор, в конце концов, соизволил обратить внимание на их быстро наполнявшееся водой через выщербленный борт судно. - Ещё не хватало, совсем улов потерять.
- Ладно, улов. Хотел бы я знать, как мы сами среди здешних зарослей без лодки плавать будем. Да ещё, когда ЭТОТ внизу ждёт.
- По поводу ЭТОГО мы с тобой после поговорим, - мрачно пообещал, отвешиваясь к противоположному борту, Виктор. - А сейчас, кончай ныть. Греби, давай, - что Корней и поспешил исполнить.

Найти обратную дорогу среди закрывающих всё вокруг, кроме маленького кусочка неба в зените, камышах, да ещё на быстро погружающемся в пучину вод судне, оказалось, и впрямь, нелегко. Однако, они всё же сделали это, застряв (вследствие значительно увеличившейся осадки) лишь на самом мелководье... Сколько Виктор не дергал судно и так и этак, оно явно не желало двигаться дальше.
- Да что ж ты один? Погоди, - Корней отдышался и попытался подтолкнуть лодку сзади.
- Отвали! Ты мне уже раз помог, - Виктор кинул в его сторону вновь ставший бешенным взгляд и рванул так, что в мгновение ока вылетел вместе с грузом и уцепившимся за него Корнеем на берег.
- Вы только посмотрите! Нас услал, чтобы не мешали. А сам, пока мы с риском для жизни, выбиваясь из последних сил, добывали ему рыбу, сожрал весь ужин и дрыхнет теперь спокойно у костерка! - раздались спереди крики Виктора, не проснуться от которых было, просто, невозможно.
- Я уж думал, вы до утра не вернётесь, - сладко потягиваясь и зевая, произнёс Александр.
- И не вернулись бы, кабы не этот... помощничек, - не глядя, махнул рукой Виктор в сторону Корнея.
- Точно, двумя едоками стало бы меньше, дай ему волю, - подтвердил тот, подбросив веток в догорающий костер и становясь поближе к нему, чтобы обсушиться (оба они с Виктором были мокрыми с головы до пят).
- Ну народ, простого дела нельзя поручить, - вернулся к обычному своему ворчливому тону Александр, снова ставя котелки на огонь...

А после ужина друзья все вместе чистили рыбу, глядя в незатухавшую до самого утра зарю. Слушали дальнюю перекличку гусей, от серебрянных звуков которой хотелось толи плакать, толи бежать неведомо куда. И не было, наверное, на целом свете людей счастливее их в эти часы.