Так заморочит зимняя тоска
Напевами давно осипшей вьюги,
Что вдруг поверишь, будто на века
Стрелой на север указует флюгер.
Покажется, Атланты бьют чечетку,
Окоченев у входа в Эрмитаж.
Громады льда – расколотые лодки:
Их острый ветер взял на абордаж.
А Зимняя канавка в Летний сад
Поземку, словно вестницу, пришлет.
Там на деревьях леденцы висят,
И мрамор статуй обратился в лед.
Гляжу сквозь кружевной ограды иней,
Догадкой растревожена одной:
А вдруг растают Боги и Богини
В лучах горячих солнечной весной?

К СЕБЕ

Разве думать могла, что зимой не захочется жить?
Разве знала, что лягут снега погребальным покровом
На застывшие крыши, где пели весною стрижи,
А теперь так пустынно здесь, так безнадежно сурово?

Словно лицами в небо дома – и касаются хлопья
Обмороженных щек.
Тишина, только ветер навзрыд…
К ледяному стеклу прислонила пылающий лоб я.
Смысла нету ни в чем… Даже сердце уже не болит.

Вдруг и мне захотелось вот так распластаться на крыше.
Пусть в лицо – жгучий снег,
лед запекся, что кровь на губе.
Ах, как сладко уснуть… Ветер шепчет все тише и тише…
Я еще подымусь! Я уже возвращаюсь к себе.

ПРОЩАНИЕ С ЗИМОЙ

Казалось, день из белого фаянса
Не сможет расколоться никогда:
Ведь январем научен постоянству,
Он был закован в лед и в холода.

Из марта прочь, как будто от потравы,
Зима спешит под натиском тепла.
Растает снег – и шевельнутся травы,
Земля забудет, что она спала,

Распарится, ручьями заструится,
Раздышится на солнечном ветру…
И у прохожих посветлеют лица,
А город сбросит наледи кору.

В проталинах заголубело небо –
Слежу за ледоходом облаков:
За ними следом устремиться мне бы,
Да жаль разбитых зимних черепков.

* * *

Александровский сад.
Там деревья в воде по колено,
Будто слезно промокли они,
почернев от беды.
Но проснулась земля,
отряхнулась от зимнего тлена,
Расчищая дорожки, к апрелю готовя сады.

Потому что предсказано,
что приближаются сроки,
И все ярче пасхальным огнем озаряется храм.
Нестерпимо алеет небесная твердь на востоке,
Словно кровь отражаясь
в земном перекрестии рам.

Вот уже над Невой золотой засветился кораблик –
Это снова воскрес по-весеннему солнечный свет.
Вижу: первый трамвай
прозвенел свою песню как зяблик.
Слышу благовест ранний:
ни смерти, ни тьмы больше нет.

РЕЧЬ

1

В стылом городе мартовском – рябь на воде,
В лихорадке – деревья нагие.
Не согреть мне озябшую душу нигде.
Все хожу и считаю шаги я…

Слышу, бьется Нева в подреберье моста,
Льды крошатся, шипя, словно змеи.
Ну, а мне немота затворила уста,
И замерзшие пальцы немеют.

Я весеннему звуку внимаю и жду,
Что оттает, прорежется речь
И во мне, словно речка, которой во льду
Ток живой удалось уберечь.

2

В каждой почке, таящей зародыш листа,
В каждой веточке, с ветром поющей,
Пробуждается жизнь, обновленно-чиста,
Соки движутся слаще и гуще.

А во мне словно чем-то разбавлена кровь.
Может, невской горючей водицей?
И на круги своя возвращаюсь я вновь,
Скомкав слов помертвелых страницы.

В мир душа моя смотрит, как будто в окно,
Из нетленной вселенной своей –
Только в ней силу слов познавать суждено
С каждым годом ясней и ясней…

* * *

Все может статься на исходе мая –
Томится ожиданием окно.
Как хорошо молчать, все понимая,
Когда и время с нами заодно.

Слова еще не сказаны тобою,
Не тронули сердечной глубины –
На пристани со львами, над Невою
Я слушаю признания волны.

Балтийский ветер холодит ладони,
Но пальцы обожгу о твой висок.
В душе моей как будто скрипка стонет.
А город спит, прозрачен и высок…

Сегодня небо странно зеленеет,
И почему-то – ни одной звезды.
Ночь белая становится бледнее,
Когда в глаза мне долго смотришь ты.

Нам радостно вдвоем и невдомек,
Что все проходит в этой жизни сущей,
Но посмотри, как вечно одинок
Александрийский ангел, крест несущий.

* * *

В ту пору в воздухе метель цвела –
Июльских пыльных тополей отрада.
Преображенной я жила-была
Как будто в сказке: большего не надо.

Смятенный пух прильнул к моей щеке,
Коснулся век, замкнул собой уста.
Я вижу, что идешь ты вдалеке.
О, эта нежность – тяжелей креста!

А время словно ветром сбито с ног:
Вдруг показались вечностью минуты,
Весь мир от ожиданья изнемог…
Но ты проходишь мимо почему-то.

А я тебя окликнуть не могу,
Лишь безнадежно вскидываю руки
И рыбой, бьющейся на берегу,
Хватаю воздух счастья и разлуки.

* * *

Н.О.

У Черной речки август перезрелый
Отягощен медвяными цветами.
Душа моя как будто обгорела
Избытком чувств и света между нами.

Я в зарослях травы едва замечу
Тропинку к помутившейся водице.
Ты руки опускаешь мне на плечи:
От счастья горько плакать не годится.

И вижу я, как буйствует рябина,
Сухая ива никнет в стороне.
Желание мое неистребимо,
Чтоб ты продлился нежностью во мне.

Не зачерпнуть из речки - обмелела…
Тяжелыми шмелями вьются мысли:
Как быстро моя юность отзвенела,
Пустыми ведрами на коромысле.

АВГУСТ

Август грозовый - прощальная музыка лета.
Травы в суставах надломлены тяжестью соков.
Небо высоко,
Но ветер безумствует где-то,
Во поле стонет, порезавшись острой осокой.

Вот почему так тревожно алеют закаты.
Яблок шафрановых запах исходит от сада.
В громе – досада,
И дачи уныньем объяты,
Но возвращаться к свиданиям летним не надо.

Лишь уходя, так полынно люблю и тоскую,
Лишь отдаляясь, сильнее душой прирастаю.
Ранняя стая
В страну отлетела другую…
Вот и растаяла песня разлуки простая.

* * *

Почти привыкнув к нелюбви, –
Так можно свыкнуться со смертью, –
Стою у края сентября
И, кажется, совсем не жду
Ни телефонного звонка,
Ни запоздалой телеграммы,
В которой мертвые слова
Уже не значат ничего.
А сердце легкое, как лист
Слетающий, влекомый ветром,
Вдруг станет лодочкой печальной,
Отчалит в край, где боли нет
И где полуденное солнце
Моей души не обжигает…
Стою у края сентября
И принимаю нелюбовь.

* * *

Уже сквозит осенним холодом
От влажных парков поутру.
И в небе шпили колким золотом
Узорят чернь по серебру.
Вновь сумерками день заполнится,
За окоем понурых крыш
Заглянет солнце, будто в пол-лица,
И скроется… А ты молчишь
И смотришь на листву летящую,
Сгорающую на ветру,
И, отпуская настоящее
Легко, - «Вот так и я умру», -
С улыбкой скажешь, словно в шутку.
Сполохом гаснущей зари
Блеснут неотвратимо, жутко
В нездешнем взгляде фонари.

В ПАРКЕ

Сухое дерево подстреленным оленем
Лежит беспомощно в заброшенной аллее –
В рогах ветвистых умирает краткий день.

Я листья клена разбираю на коленях:
Прожилок дельта на просвет еще алеет,
Но плоти огненной коснулась тленья тень.

Червонным золотом окованы стволы.
На горизонте – угасанье облаков.
Пруды осенние темны и тяжелы,
Как взоры брошенных детей и стариков.

НА ИСХОДЕ ЛИСТОПАДА

Осенний день застыл в безветрии.
Не шелохнувшись, чуткий лист
В своей древесной геометрии
Как будто навсегда завис.

Иссохла плоть его ребристая,
Явив прожилки изнутри.
То паутинка серебристая,
Иль то душа листа парит?

От тела древа отлетела
И, словно по кругам витая,
По Дантовым, иных пределов
Достигла.
Что ж собратьев стая?

В прощальной тишине так слышен
Их шорох лиственный, что мнится:
То в книге жизни кто-то свыше
Листает прошлого страницы.

И мне среди скульптуры парковой
Античный чудится финал:
Здесь жизни нить,
прядущуюся парками,
Нездешний ветер оборвал.

ОСЕНЬ

Златочешуйчатую сбрую
Устало сбросили леса,
Вновь обнажив, как суть живую,
Древесных дудок голоса,
Что на ветру звучат призывом
Готовиться к страстной зиме.
Громада туч разверстым зевом
Сглотнула солнце, и во тьме
Вдруг луч сквозь плотную завесу
Пробился огненным копьем.
И стала я подобна лесу
В самостоянии своем.
Стерплю зияющую стужу,
Вскипающей поземки бег.
Мой плач, прорвавшийся наружу,
Я превращу в победный смех.
И устою, раскинув руки,
Сплетя с ветвями в вышине.
Так пойте, дудки. Ваши звуки
Вливают силу в душу мне.

ПОЭЗИЯ

…и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
Ф.Тютчев


Если спросите, что мне все эти слова,
Не сумею ответить. И только невнятно
Прошепчу: что вам ветер, дожди и трава,
Солнца свет или странные лунные пятна?

Если спросите, что мне все эти слова,
Промолчу, но услышу, как плачет листва,
И весло ударяет по звучным волнам…
Как еще объяснить это вам?