Хмурое утро. Я проснулся и сразу вспомнил, что сегодня мне шесть лет. Мама и бабушка куда-то ушли. Лежа в кровати, я стал представлять, как бы мы получили новую квартиру. Сама квартира представлялась похожей на квартиру маминой подруги Светланы Ликстановой (в школьные годы я читал книги, написанные дядей ее мужа), у которой мы недавно были. А новый дом почему-то ассоциировался с серым домом на проспекте Металлургов. Только волновало, как сложатся отношения с новыми приятелями, не обидят ли.
Сколько себя помнил, новая квартира была пределом мечтаний.
- Мама, поговорим о новой квартире.
Хотя ничто не предвещало скорого ее получения. Да и непонятно, что, кроме ирреальной мечты, она могла бы мне принести.
Часто слышал из уст бабушки разговоры о тесноте нашей одиннадцатиметровой комнаты. Даже мечтал, что вот приедет в Сталинск Хрущев и распорядится, чтобы нашу комнату увеличили, сдвинув немного стену, общую с кухней.
Однажды бабушка даже не пошла голосовать, недовольная теснотой. Приходили агитаторы, подняли шум, она ни в какую. Мне было года четыре, я закричал:
- Я пойду голосовать, где мой промсоюзный билет!?
Хотя сам я от тесноты не страдал. Бабушка спала на раскладушке, но она даже любила на ней спать.
- Спишь как в ямке, уютно.
Она сказала, что пока не пойдет на пенсию, очки не наденет, поэтому при чтении книгу клала далеко от себя. Сядет на раскладушку, а книгу на пол положит. Из коридора книгу не видно и первое время соседка тетя Рая удивлялась, чего это Факира Матвеевна, так звали мою бабушку, часами сидит, уставившись в пол.
Комната мне нравится. Особенно остро ее своеобразный уют, может связанный скорее с детством, чем с самой комнатой, я почувствовал, когда однажды проснулся ночью. Полная темнота, тишина и только приятное тиканье будильника, вносящее какое-то душевное спокойствие и умиротворенние.
Жалко, что из-за тесноты цветов нет. Вот Кока подарила мне цветок в горшке, я так обрадовался.
Кока нам не родственница, но ближе, чем бывают родственники, она встречала меня из роддома. Она живет в соседнем доме, мама и бабушка знакомы с ней очень давно
И когда я был совсем мал, однажды метался в полном смятении, не зная, что предпринять.. Кока пришла в резиновых сапожках. Точно такие у тети Ани. Я решил, что Кока надела соседкины. В голове все смешалось - жажда справедливости, обида за тетю Аню и нежелание обидеть Коку. Обеих очень люблю. Если на характер человека влияет людское окружение, то главное влияние несомненно от этих двух уникальных женщин.
Дверь в нашу комнату когда-то, до моего рождения, была стенным шкафом, в других квартирах в этом месте по-прежнему шкаф. Зато с комнатой соседки тети Ани нашу комнату соединяет дверь. Она заколочена. Со стороны тети Ани у двери стоит шкаф, с нашей - круглый стол с обломанным куском столешницы, а на двери прибита вешалка с зимней одеждой. Но все равно есть что-то таинственное в этой двери, как в сказке о Буратино.
Недавно, спустя сорок лет, мне приснилось, что тетя Аня по утрам приветствовала меня с добрым утром из своей комнаты. Я вспомнил, что так оно и было, хотя я об этом давно забыл.
Я спешу к ней в комнату. Там все не так, как у нас и потому очень интересно. Диван, комод, радиоприемник "Рекорд", трюмо - ничего этого в нашей комнате нет. У нас одностворчатый высокий платяной шкаф с фанерной дверцей и нижним выдвижным ящиком, а у нее дорогой двухстворчатый шифоньер со стеклянным окошком в узкой его части. Только никелированная кровать есть и у нее и у нас. Пригорюнившаяся огромная Васнецовская Аленушка на стене. По утрам тетя Аня делает гимнастику, надев черные трусики и бюстгальтер. Когда я был совсем мал, она качала меня на своей ноге, что мне нравилось.
Окна ее комнаты выходят на улицу Кирова с огромными тополями. Приходится даже днем включать свет. "Днем с огнем", -говорят взрослые.
На подоконнике в комнате тети Ани стоит репродуктор. Из него я услышал о переименовании Сталинска в Новокузнецк, о чем побежал сообщить маме и бабушке. Даже семилетнего ребенка удивила педантичность почты, а точнее государства, когда маме вернули письмо, в обратном адресе которого она указала старое название города.
Я люблю тетю Аню. Особенно ее доброту. Она работает в детском туберкулезном санатории старшей медсестрой. Детей очень любит. Своих у нее нет, как и мужа. Однажды я очень обрадовался. Она рассказала о мальчике-сироте, лежавшем в их санатории. Она хотела его усыновить. Я всегда мечтал о братьях. Когда пронесся слух, что в наш город привезут маленьких негритят и раздадут по семьям, я предвкушал, что у меня появится брат. Но слухи оказались ложными. Так же и здесь радость оказалась преждевременной. Тетя Аня не стала усыновлять мальчика.
- Он младше. Боялась, что ты будешь его обижать.
Ни обида ни ревность с моей стороны абсолютно нереальны. Бабушка объяснила мне: просто тетя Аня не решилась взять на себя такую ответственность - и возраст и болезни. Тетя Аня - фронтовичка. Воевала в Крыму. Говорит, что на войне очень страшно. От контузии у нее немного косят глаза. Очень своеобразная певучая речь. Много лет спустя я оказался в Коврове и понял, откуда у нее такая интонация. Словно множество тетей ань ходило по этому небольшому городу.
Совестливая скромная тетя Аня не похожа на свою крашеную вульгарную сестру Дусю, парикмахершу, любительницу выпить. Впрочем, тоже женщину добрую. Раньше последняя жила в смежной комнате, но не ужились два столь разных человека по соседству, и Дуся поменялась с моей бабушкой, которая до этого с дочерью жила в том же доме в коридорной системе. В одном из подъездов нашего большого дома были комнаты как в общежитии. Я там был только один раз. У бабушкиной знакомой Стени. Потом узнал, что она повесилась, привязав шнурок к кровати.
Тетя Дуся однажды меня подстригла. Хотя обычно меня водили в парикмахерскую. Как-то я пошел туда с тетей Аней, и заявил:
- Подстлигите меня под Хлущева.
У тети Ани я чувствую себя как дома. Она ждет гостей на свой день рождения, накрывает стол, а я распределяю, где сяду я, мои мама и бабушка. Конечно, мы тоже были приглашены, хотя из-за нехватки стульев и табуреток пришлось использовать для сиденья и гладильную доску.
Чаще всего к ней приходит коллега - детский врач Антонина Михайловна.
Раз она пришла со своими детьми, двумя мальчиками моего возраста. Я прибежал в свою комнату возбужденный:
- Чтобы мне им подарить!!
Тетя Аня возвратилась с работы и сообщила, что Антонина Михайловна передала мне привет. Я обрадовался, ожидая, что она сейчас достанет из сумки нечто вроде билета и был разочарован, узнав, что это нечто неосязаемое.
- Куда?! На Кудыкину гору, - услышал я однажды из ее уст и мне представилась какая-то сказочная гора.
Не хотел есть жаркое. Бабушка незаметно передала кушанье Анне Яковлевне и та пригласила соседушку, как меня часто называла, пообедать. Я ел жаркое и нахваливал:
- Намного вкуснее, чем у бабушки.
Я думаю, что детям нравятся те игрушки, которые интересны и взрослым. Как и книги. Самые необычные и любимые подарки дарит тетя Аня. "Чудо-Огонек" с загорающейся лампочкой, другие.
Но самая любимая игрушка - водокачка. Я был еще мал, когда она принесла коробку с водокачкой. Коробка казалась такой огромной. Водокачка с двумя краниками. Жаль, что прежде, чем она начнет качать воду, надо заполнить емкость. Я мечтаю о волшебной водокачке, из которой всегда мог бы добыть воду. Ходил бы по свету без обузы вещей - у меня с раннего детства нежелание обременять себя собственностью - и всегда бы мог напиться воды из водокачки. Я очень люблю воду. Вода - самый вкусный напиток. Один раз пил из носика фаянсового чайника, пока вода не потекла из собственного носа.
А как играть с водой интересно.
Так как дверь в нашу комнату раньше была шкафом, перед дверью в коридор находятся две ниши по обе стороны. В одной до потолка книги, как кирпичи, особенно бросаются в глаза красные тома Маяковского, а в другой нише мои игрушки. Когда-то мама попросила мою бабушку заказать на работе шкатулку для рукоделия. Шкатулка из фанеры получилась такого размера - маленький ребенок поместится. В этом ящике с крышкой и хранятся мои игрушки. Не все. Часть их положена в синий мешок, с которым я в пять лет ездил на дачу с детсадом. Мешок с игрушками лежит на вешалке в прихожей (ее называют коридором). Время от времени мешок достают. Тогда невероятно интересно обнаруживать игрушки, о которых уже забыл. Словно новые. Их выкладывают, а другие убирают в мешок.
Я люблю играть в темной нише. Налью в ведерко с нарисованной грушей воду и в нее окунаю оранжевый искусственный цветок. Вода становится красивой. А в раннем детстве как-то в воду вылил одеколон. На вопрос мамы, что делаю, ответил:
- Дух выливаю.
Пошла мама в гастроном и оставила меня на попечение соседки Бэллы. Та зашла в комнату и увидела, что я налил в таз воды и стою в нем в валенках. Хотела мне сделать замечание, но я вытолкал ее из комнаты, сказав:
- Уходи. Не твоя, так не твоя квартира.
Ко всем доброжелательный я не уважал хамоватую Бэллу.
Она младшая из двух дочерей тети Раи. Закончила только пять классов, да и то с помощью моей мамы.
Как-то они занимались, а Раиса Моисеевна погнала Бэллу занять очередь, все равно, мол, толку нет от ее учебы.
Бэлла с удовольствием отвлеклась от занятий, сказав моей маме, что очень любит в очередях стоять.
Работает маникюршей.
Раиса Моисеевна не стесняется в присутствии кавалера обращаться к дочери:
- Бэлла, кусок бляди.
Хотя это несправедливо.
У Бэллы появился муж, русский Миша, худой некрасивый парень с золотыми руками. Как все семейство умещаются в маленькой комнате - непонятно. В их комнате, как в учреждении, выкрашенные коричневой краской панели. Две кровати, шкаф и стол. Я у них. Миша включил в радиосеть утюг, из него зазвучала музыка, а новая родня, столпившись вокруг, восхищается его мастерством.
Старшая сестра Бэллы - Майя, учится в пединституте. Она - полная противоположность Бэлле. Однажды их ссора закончилась полетевшим в Майю топором. Хорошо Майя успела закрыть дверь, на которой осталась вмятина.
Майю мучает обилие волос на ногах, и она смазывает их какой-то коричневой мазью.
Мать их Раиса Моисеевна - краснолицая, точнее красномордая, толстая женщина. Они приехали в эвакуацию с Украины во время войны, да так и остались в Сибири. Моя мама рассказывала, что до войны в Сталинске не было толстых женщин. Когда появились эвакуированные, люди сбегались смотреть на толстых евреек.
Берта Львовна удивила мою бабушку, сообщив:
- Жиды понаехали.
Недоумевающая бабушка не знала, что сказать знакомой еврейке, но та пояснила:
- Мы, сибирские, - евреи, а на Украине - те жиды.
К Раисе Моисеевне зашла торговка, шорка по национальности, и спросила:
- Епрейка, у тебя плять (блат) есть?
Муж Раисы Моисеевны Наум Яковлевич, умер сорокалетним, когда мне было два года. Он шил обувь на дому. Из краденого материала. 14-летняя Бэлла сказала: "Хорошо, что папа умер, а то бы его посадили". Его компаньоны пошли под суд. Заказчиков обуви шло много, но ленивая тетя Рая не спешила открывать дверь, ссылаясь на свою глухоту, из-за которой она всегда громко говорила. Открывать приходилось соседям. И хотя ее муж сам занимался незаконным промыслом, но отчасти и из-за Раисы Моисеевны тетя Дуся поменялась в коридорную систему, где никому не было до нее дела. Она ведь стригла на дому, и тетя Рая могла донести. Пока муж был жив, счетчик был общий, а когда он умер, тетя Рая наняла электрика, чтобы у каждой комнаты был свой счетчик. Электрик приговаривал:
- Я вам сделаю. Всё хорошо будет.
Потом оказалось, что все мотало на счетчик тети Раи. Она хотела было попрекнуть мою маму, но та ответила: "Вы же электрика наняли!"
В отличие от жены Наум Яковлевич был человек боязливый. Только с тещей ругался, обещая высыпать ей на голову картофельные очистки или грозил:
- Выйму глаза.
Но когда по ошибке в квартиру зашли двое пьяных и стали угрожать, он испуганно молчал. Решительная Раиса Моисеевна схватила нож и пообещала зарезать пришедших.
В другой раз она шла из бани, где работала одно время кассиром, по темному скверу, и у нее кто-то попытался выхватить сумочку. Сумку она удержала, а грабителю заявила, что сама только что ее украла. И добавила отборный мат, которым владела в совершенстве.
Ее мать, бабушка Шуб очень чистоплотна. Я увидел, как она - один палец у нее отсутствовал - чистит песком посуду. Я тоже захотел почистить кружку. Идти в песочницу во дворе побоялся, а наскреб какого-то черного песка в щели между тротуарной плиткой и стеной парадного входа в подъезд. Вид этого песка вызвал смех старушки Шуб.
Раиса Моисеевна совсем другая. Вот она вышла утром из комнаты. Поковыряла пальцем в ухе, сходила в уборную, оттуда сразу в кухню. Согнала со стола кошку и стала раскатывать тесто, не вытерев стол.
Обожает телефонные разговоры. Моет пол в коридоре. Обута в валенки. Моет она лентяйкой, как моя бабушка называет швабру, не признавая ее, но тете Рае мыть иначе мешает пузо. Телефонный звонок. Вода на полу, пол наполовину вымыт. А она все болтает и болтает.
Телефон только у них.
Как-то Раиса Моисеевна пошла на улицу, а из окна ей мать кричит:
- Рая, надень платье.
Дочь надела черную комбинацию, а платье забыла.
Работает тетя Рая в парикмахерской кассиром. Вообще ее принцип, чтобы работа была не пыльная, но денежная. Где бы ни работать, лишь бы не работать. Раньше она трудилась в другой парихмахерской. Целыми днями спала на лавке, а две парикмахерши отдавали ей половину левой выручки, но потом восстали и отказались с ней работать.
Теперь она работает в парикмахерской, что рядом с гастрономом. Я там не раз бывал. Там есть интересный автомат. Бросишь монетку, а из раструба на голову брызгает одеколон.
Моя бабушка почему-то тетю Раю за глаза называет Саррой, я чувствую, что в этом есть что-то нелестное.
Услышав незнакомую речь, я спросил у бабушки:
- Почему тетя Рая по-звериному говорит.
Наверное, не столько резкость идиша, похожего на немецкий (мама, учившая в школе немецкий, кое-что понимала), сколько то, что язык непонятен. Ведь я еще не знал, что на свете много народов и языков.
Меня и самого нередко принимают за еврея. Однажды около подъезда какой-то мужчина спросил меня:
- Мальчик, ты еврей?
- Нет, я Саша.
И усатая мороженщица-еврейка у кинотеатра "Пионер", что почти напротив нашего дома, тоже спрашивала об этом. Я стоял около ее лотка. Мне было интересно, как она достает стаканчики с мороженым из больших деревяных ящиков-кубов с кусками искусственного льда внутри.
Однажды эту мороженщицу чуть не убило - с верхнего этажа из окна полетели кастрюли и прочая посуда. Видимо, семейная ссора.
Я заявил, что когда вырасту, женюсь на тете Рае.
Тетя Рая совсем не ревнива. Тому было подтверждение, когда еще был жив ее муж. Моя бабушка очень часто любила вспоминать эту историю.
Раиса Моисеевна поехала отдыхать на юг. А дочки остались с мужем. Вернувшись, тетя Рая рассказала Факире Матвеевне, что получила письмо от дочери. Дочь сообщала: "Дома все в порядке, папа спит со своей племянницей".
Моя бабушка не удержалась от шутки. Она с Наумом Яковлевичем смотрела в окно и увидела, что на строительных лесах гуляет наш кот Стасик с незнакомой кошкой:
- Это он со своей племянницей гуляет, - заметила бабушка
Наума Яковлевича не обидела эта шутка.
Он предлагал моей маме, еще девушке:
- Может вы хотите посмотреть журналы с голыми женщинами.
- Зачем, я и на себя могу посмотреть.
- А может быть, с голыми мужчинами.
- Спасибо, не надо.
- А может фотографии, где мужчины и женщины вместе.
Опять отказ.
Нет, соседи меня вполне устраивают, а без тети Ани я вообще не представляю свою жизнь, как и без Коки.
Дом наш тоже интересный. Под нашей квартирой находится маленький продуктовый магазин. По бокам окна вывески, где наклонно перечисляются продукты, в том числе непонятное слово "сельдь".
На улицу выходят окна тети Ани и тети Раи. А кухня и наша комната во двор. Там задний ход в магазин и много пустых ящиков, которые доходят почти до нашего окна.
Из-за соседства магазина погиб кот Стасик. Съел отравленную в магазине мышь. Кота я знаю только по фотографиям и по рассказам мамы, которая любит вспоминать, как Стасик сидел на табуретке и шлепал меня лапой по затылку каждый раз, когда я проходил мимо. Я на это говорил:
- Ипеть (опять).
Кот, видимо, презирал детей за малый возраст.
И еще бабушка часто вспоминает, как однажды обнаружили кота лежащим в стеклянной вазе на длинной ножке. В вазе держали хлеб.
От магазинных ящиков летом много мух. Бабушка закрывает окно в кухне марлей, но тете Рае всегда жарко, и она сдирает марлю. На подоконнике в кухне есть выемка, в нее кладут грецкие орехи, чтобы легче было колоть их пестиком. Пестик бронзовый, наполовину сломанный.
Хоть я и мечтаю, чтобы Хрущев увеличил нашу комнату за счет кухни, но сама кухня очень небольшая и вся уставлена столами. Наш и тети Раи столы с дверцами и полками. В нашем бабушка хранит трехлитровые банки с вареньем. Варенье плохо идет, и бабушка говорит, что больше варить не будет. Много тараканов. Чтобы избавиться от них, бабушка иногда стол обваривает кипятком. Хоть банки и закрыты белыми тряпочками, но однажды все-таки обнаружила в одной таракана. Со свойственной ей решительностью выбросила все варенье. Тетя Рая посетовала, что лучше бы ей отдали.
Она в отличие от моей бабушки небрезглива. Бабушка любит рассказывать, как Раиса Моисеевна сказала:
- Фаина Матвеевна, смотрите. Я встала, вымыла свою морду, а ваш Станислав своим лицом залез в мою сковородку.
Впрочем, претензий за это она к коту не предъявляла.
У тети Раи в кухне кроме стола-шкафа еще и стол на козлах. А вот у тети Ани только плита. Ее никогда не растапливают и в ее духовке находятся маникюрные принадлежности Бэллы. Лаки, ацетон с характерным запахом, который с того времени у меня ассоциируется с детством.
Тетя Рая вообще любит занимать своими вещами много места. Мама говорит, что это еврейская привычка всё оккупировать. В коридоре тетя Рая держит огромный сундук, а в ванной весь угол занят ее коробками.
Когда я был меньше, как-то болел. Мама на руках понесла меня в ванную показать, что ванна отсутствовала, а в полу огромная дыра, через которую был виден черный ход в подъезде. Ремонт делали и коричневую под камень ванну заменили на эмалированную белую. Увидев во дворе выброшенные ванны, я закричал: "Тазики".
Черный ход во всем городе есть только в нашем доме. Недалеко городской рынок. Этим пользуются мошенники.
Как-то пришли в нашу квартиру спрашивать про сапоги. Оказывается, кто-то взял деньги и сказал, что сейчас вынесет. Покупатель не знал, что в доме есть черный ход. На первом этаже квартир нет, поэтому поднимались на второй и почему-то стучали в нашу квартиру. Или сподручнее идти с лестницы налево или чувствовали, что в квартире направо живет начальник с семьей.
Запомнился один мой визит к ним.
- У Дмитриевых девочка родилась. Саша, иди, поздравь.
Я схватил давно стоявший в вазе букет и побежал в квартиру напротив. Постучал, мне открыли. Я сразу направился к кроватке, в которой лежало крошечное существо, неизвестно откуда появившееся. И стал трясти над ребенком букет, больше похожий на веник, так как цветы успели завянуть. Взрослые поспешили забрать цветы из моих рук, беспокоясь за малышку. Меня всегда тянуло к новым людям, в том числе и к только что пришедшим в этот мир. Хотелось относиться к ним благожелательно. Букет я притащил из самых лучших побуждений. Не смог моментально придумать, чем еще можно встретить нового человека.
До этого ни разу не видел так близко маленьких детей.
Мать ребенка села за пианино и заиграла. Бабушка ребенка из другой комнаты спросила:
- Это Саша так хорошо играет?
- Нет, не я, - я воспринял всерьез ее слова.
На стене висит открытка с Юрием Гагариным. Он совсем недавно слетал в космос.
- Сейчас мы запишем тебя на магнитофон, - говорит хозяин семейства.
Огромный магнитофон. Очень дорогая и редкая вещь. Дядя Володя достает микрофон, просит меня рассказать стишок в него. Потом включает записанное. Я слышу свой картавый голос, рассказывающий про деда Мороза, который заморозил окна:
- Он большой, а балуется.
Непривычно слышать свой голос со стороны. Хотя я и без магнитофона знаю, что картавлю. Меня учили говорить:
- На горе Арарат растет крупный виноград.
Вместо "крупный" я каждый раз произносил "крупский".
Бабушка два раза водила меня к логопеду. Однажды в выходной я с ней проходил мимо поликлиники и раскатистым р произнес:
- Здесь моя говоррильня.
Бабушка решила: можно уже не водить.
Дядя Володя Дмитриев позвал меня на кухню.
- Сейчас я буду варить вареники.
В воду он положил нечто вроде больших пельменей. Пельмени бабушка часто делала, я даже один пельмень сам слепил. Правда от долгой лепки и не очень чистых рук пельмень стал серым, но зато среди других я сразу узнал свое изделие.
Я решил, что вареники начиняют вареньем, потому так и называют. Эта уверенность жила во мне долгие годы.
Слова соседа, что вареники могут убежать вызвали у меня смех. Я воспринял это как шутку.
Но поесть вареники не успел, позвали домой.
Подъезд у нас какой-то очень тихий и производит впечатление безлюдного. В одной из квартир жил преподаватель пединститута. Я его совершенно не помнил, но когда в школе стал изучать географию Кузбасса, то узнал от мамы, что в детстве сидел на коленях у будущего автора этого учебника.
А вот запомнил квартиру, где жила очень старая женщина Мария Теодоровна. В гражданскую войну она подобрала девочку, которая могла бы погибнуть, и воспитала ее. От этой девочки у нее был правнук, мой ровесник.
Запомнил, что, читая, она вплотную приближала глаза к бумаге. Позже она предусмотрительно хранила гроб под своей кроватью.
Еще жила в подъезде очень высокая седая женщина. Как-то она зашла позвонить с телефона Раисы Моисеевны. И вдруг через несколько дней узнаю, что она умерла. Меня это сильно поразило. Ведь только что видел ее живой. Потом похороны. Дочку, видимо, не пустили на похороны матери, и я слышал, как она от горя благим матом кричала с балкона пятого этажа.
С одной стороны нашего подъезда продуктовый магазин, а с другой стороны хозяева помещения менялись. Сначала это была лаборатория. Люди путали дверь, и вот моя мама сидит, обедает, приходит человек и сообщает, что принес кал или стакан с мочой.
Потом было похоронное бюро. Во дворе рабочий делал металлические памятники, а также буйки. Делали и венки. Мне любопытно смотреть, как сплетают проволоку для венков.
Много интересного в нашем доме. И непонятно, почему я мечтаю о новой квартире.
А беспокойство, не обидели бы в новом доме, вполне понятно. Знакомый рассказывал, что в детстве, когда в избу заходили незнакомцы, он залезал под кровать. Я был совсем другим. Легко шел на общение с незнакомыми людьми.
Мама зашла в магазин, оставив меня на улице. Видит, дверь в магазин открывается и вхожу я, держа за руку старика-бродягу, казаха.
Очень раннее воспоминание. Я во дворе дома хожу за какой-то женщиной и держу ее за подол длинного халата.
Но моей доверчивости к людям был нанесен однажды большой удар.
Мне четыре года. Выхожу во двор после дождя. Мокрая земля. Появляется мальчик моего возраста, он новенький в нашем доме, но настроен почему-то воинственно и недружелюбно. Недоверие быстро развеивается, и мы становимся приятелями.
И вот когда мне было уже лет пять, его обидели старшие мальчишки. Поцарапали прутьями лицо. Моя бабушка имела привычку смотреть в окно, всегда вмешиваясь, если видела попрание справедливости. Тогда раздавался ее басистый голос, от которого даже у меня мурашки по коже бежали.
- Я тебе дам, я тебе дам!!!
И вот Вадик пожаловался на обидчиков моей бабушке, высунувшейся в окно. Она, разумеется, заступилась. И мальчишки решили отомстить. Обступили меня в коридоре черного хода нашего подъезда. Их было много и они казались такими большими. Сказали, что сейчас меня убьют, и один из них вытащил перочинный нож. Я испугался, закричал. А дальше не помню. Наверное, убежал.
Но после этого случая, который наложил отпечаток на всю жизнь, я стал опасаться выходить во двор. Гулял или во дворе или на крыльце черного хода. И общался только со своими приятелями. А было их трое мальчиков. И одна девочка. Но с ней мы реже общались.
Олег, сын торгового начальника и мамы-рентгенолога, не очень порядочный невыразительный мальчик. Однажды он меня смутил, заявив, что нельзя здороваться через окно, когда я поприветствовал женщину, мывшую окно. Мама у него приятный человек. Но сын, наверное, в папу пошел. Когда начинаем играть, любит заявлять: "Давайте я буду руководить".
Вова, сын сантехника, пьяницы.
Оля живет в том же подъезде, что и Женя. Мама ее в свое время поехала на Дальний Восток в поисках мужа. Вернулась с алкоголиком, как будто в Сибири не могла найти пьяницу. Оля как-то сказала: "Мальчики, я буду ваша жена, а вы идите троить".
Что такое "на троих" я знаю. Однажды в подъезде увидел, как три мужика выпивали, и сообщил дома: "Дяденьки попьянились и ушли".
И Женя. Самый давний мой знакомый. Вадика я не считаю, потому что он недолго жил в нашем доме.
Дом наш своеобразный. Желтого цвета буквой Г. Одна часть "буквы" построена еще до войны. Обыкновенная коробка из трех подъездов, в одном из которых коридорная система. Другая часть построена во время войны. Его называли еврейским домом. Строили для себя эвакуированные евреи. Хотя украшений на нем не было, но он был не просто коробкой. Три подъезда. Вход в каждый выступал вперед. Вдоль всего корпуса возвышение, покрытое тротуарной плиткой. Ступеньки. Около одной была дырка. Я использовал ее как тайник и воображал, что в этой дырке находится что-нибудь невероятное.
А соседний с моим подъезд Жени был вообще на отшибе. Как бы отдельный корпус из одного подъезда. Перед ним крошечный дворик и торец нашего корпуса. Так что за стеной нашей комнаты не было других квартир. О чем я не задумывался, хотя мне кажется, что это повлияло бы на восприятие мной комнаты.
Мать Жени немолодая полная женщина. От первого брака у нее был сын, сидевший в тюрьме, а от Жениного отца, милиционера, еще брат Сережа, лет на семь старше нас.
От отца Женя знает, что милицейские машины-фургоны называют линейками. Мы шутим, вот так кому скажешь, что поехал на линейке, подумает, что на ученической линейке.
Женя носит очки с веревочкой вместо одной из дужек. Он всегда грязный и сопливый. Не выговаривает "л" и еще несколько букв.
Я люблю гостей. Женя пришел ко мне, и хочется, чтобы он подольше побыл. Он видит на столе конфеты и сообщает, что пойдет домой - кушать конфеты. Я ему даю конфеты, чтобы он еще остался. Это повторялось, пока все конфеты не были им съедены, и он ушел домой.
Он мне сообщил, что цвет сна зависит от цвета съеденных конфет. Я съел зеленый мармелад и мне приснилось в зеленом цвете, что я бегаю вокруг клумбы, а моя бабушка гоняется за мной.
Однажды Женя ночует у нас. Меня тянет болтать, а ему хочется спать, и он возмущается моей болтовней. А мне непонятно, какой смысл ночевать, если не разговаривать. Спать можно и дома.
У него несколько белых бусинок. Если их подержать на свету, а потом пойти в темную уборную, то видно, что они излучают таинственный зеленый холодный свет.
Мама у Жени очень приземленная. Подъехал фургон для сбора вторсырья. За сданный утиль можно купить игрушки. Мы прибежали к Жениной маме, уговорили ее найти тряпки для сдачи. Мы понесли. Она пошла с нами. Огромное разочарование. Вместо игрушки она приобрела большие женские фланелевые штаны.
Жене его мама, портниха, велела позвонить ей на работу. Он попросил у проходящей женщины монету для звонка. Нам понравился такой способ добычи денег, и мы стали у всех прохожих спрашивать монеты, якобы чтобы позвонить маме. Сколько-то насобирали. Потом Женя ушел, а я продолжал собирать. Уже стемнело. Я хотел спросить у очередной женщины монетку для телефона, но вовремя увидел, что это тетя Аня. Стало стыдно. Она ласково заговорила со мной, думая, что я ее поджидал, и мы пошли домой.
На другой день на собранные деньги мы купили пачку "Беломора", обратившись за помощью к женщине, которой сказали, что отец Жени послал его за папиросами. Пошли на берег Абушки попробовать курить. Вообще-то название реки Аба (ударение на второй слог), но в нее стекает столько грязи и с металлургического завода, и из бани, что она не замерзает даже в сорокаградусные морозы, только над черной поверхностью клубится пар. Поэтому ее называют пренебрежительно Абушкой. Но сейчас лето.
Моя папироса не зажглась, поэтому проба покурить ограничилась тем, что я подержал папиросу во рту. Больше таких попыток никогда не повторял.
Родители уверены, что мы гуляем только около дома, а мы иногда уходим очень далеко. Вот сегодня пошли на Болотную. Там частные дома. Живут какие-то Женины родственники.
За столом сидят взрослые. Они налили нам красного вина по полрюмки. Я выпил. Единственный раз в жизни. Мне было пять лет.
Недалеко от нашего подъезда сидит пьяный мужик с опрокинутой кепкой, лежащей рядом с ним. Он собирает деньги, сопровождая их словами:
- Паразиты, паразиты, выручите меня.
И так непрерывно.
Пораженные этой сценой, мы с Женей помчались сообщить об этом Жениной маме и моим маме и бабушке, присочинив, что видели, как этот мужик потом пошел в гастроном за бутылкой водки.
Странные бывают взрослые. Прошла женщина и предложила нам наполовину съеденный ею стаканчик вафельного мороженого. Наверное, наелась, а выбрасывать жалко. Решила всучить посторонним детям. Отказываться мы не стали, но как только она удалилась, тут же выкинули его. Не есть же чужие объедки.
Мы с Женей сидим на ступеньках крыльца черного хода. Время идет и идет, а солнце все еще высоко. Может, предполагаем мы, солнце остановилось, и больше никогда не зайдет, будет вечно светить. Нам кажется это вполне реальным.
Я давно мечтал о сапогах. Стою как-то с Женей на крыльце черного хода. Появляется мама и ставит на крыльцо заветные кирзовые сапоги. Я их надеваю, и вскоре опробую в луже около Жениного подъезда. Мы сбегали к Коке, живущей рядом. У нее сломанный патефон. Футляр его, похожий на чемоданчик, она оставила себе, а внутренности отдала мне. Вот их я тоже зачем-то вымачиваю в луже.
Вечером пошли с мамой в гости к ее подруге. Дом недалеко от нашего. У маминой подруги дочка Лена моего возраста. Мы играем с ней под письменным столом. Едим отдельно от взрослых, в кухне. Мне наливают суп в хрустальную конфетницу с золотым ободком, который отклеился и крутится. У нас есть такая же. Конечно, и хрусталь и золото ненастоящие.
Когда уходим, мужчины, в числе которых и отец Лены, курят около подъезда. Почему-то это запечатлевается в памяти и всегда вспоминается, когда думаешь о рождающихся детях и умирающих взрослых. Вот стояли и курили, а потом умерли, а дети выросли.
Мне понравилось в гостях у Лены. Я привык общаться с людьми по-простому, поэтому наутро беру с собой Женю, и мы идем в гости к Лене. Удивляет, что бабушка Лены не очень довольна нашим прибытием, но все-таки впускает.
Мы у Жени в квартире. У них такая же квартира как у нас, но без соседей, все три комнаты их. Поэтому там, где наша дверь у них шкаф, а две комнаты смежные. Мы остались одни в квартире. Кроме меня и Жени Олег и Вова. Я рассказал ребятам, что недавно видел на обложке "Крокодила" картинку, которая меня рассмешила. Там изображено, что жена моется в ванне, а мужу понадобилось в туалет и он просит жену: "Нырни на минутку". Высмеиваются новые дома с совмещенным санузлом, который народ прозвал - Гаванна (говно + ванна).
Я предлагаю разыграть эту картинку, изображая купание жены и снимание штанов мужем.
К моему разочарованию они почему-то не увлеклись моим сценарием, но моя идея подтолкнула их к другой игре. Они разделись догола и затеяли на кровати непонятную возню, употребляя при этом незнакомое мне слово "ибаться". Оно мне слышится со звуком "и". Мне это кажется скучным и неинтересным.
Когда они наигрались, я предлагаю вымыть полы в квартире. Под кроватью нахожу тазик с нарисованным цветочком на дне, наливаю воду, и мы вчетвером моем пол в квартире. Я уже мою балкон, покрытый весенним снегом, когда с улицы меня окликает возвращающаяся Женина мама. Я предвкушаю похвалу, но вместо этого она ругается, зачем я взял тазик. Оказывается, он предназначен для приготовления варенья.
Кроме приятелей еще в доме нашем живет парень постарше меня. Его зовут Сапар. Ему лет 12. Сегодня утром, как обычно к магазину с заднего входа подъехали сани с запряженной лошадью. Когда товар разгрузили и сани уехали, я обнаружил на снегу новенький рубль. Они все были новенькие, так как на дворе 1961 год. Однажды я это ощутил особенно ясно. Стоя у гастронома и уйдя как бы в себя среди суетящихся людей я вдруг осознал, что сейчас 1961 год.
Рублю я обрадовался и побежал в когиз, как называли книжный магазин в доме номер семь на нашей же улице Кирова. Прибежал в отдел открыток, выбрал набор и хотел купить. По недовольной реакции продавщицы я понял, что рубля не хватит, хотя, теперь думаю, хватило бы и не на один набор. Тогда я бегу к гастроному. Рядом с ним автолавка. В ней покупаю кусок мыла, пузырек одеколона и зачем-то кусочек ленточки, чтобы завязать на горлышке бутылька.
Наконец иду домой, прихватив во дворе Сапара. Новым мылом мою руки над раковиной в кухне. Почему-то, когда вода уходит в раковину, мелькают серебристые колечки. От чего это происходит мне и сейчас непонятно.
Сапар сидит на табуретке посреди комнаты. Он взял в руки книгу про Илью Муромца. Я с ужасом думаю, что будет, когда он дойдет до места, где герой воюет с татарами. Но он абсолютно спокойно читает об этом. Я-то уверен, что он татарин.
Однажды я напугал маму, заявив:
- Не люблю татар.
Она испугалась: откуда в ребенке шовинизм зародился. А я продолжил:
- Они на нас воевали.
В книжном магазине кроме открыток еще продают наборы спичечных этикеток. Сто штук в одной упаковке стоят всего 15 копеек. У меня возникает идея продавать каждую этикетку по копейки за штуку. Я встаю на крыльце дома недалеко от гастронома. Крыльцом не пользуются. Хочу продавать этикетки, но так и не решаюсь оповестить людей о своем первом и последнем бизнесе.

***
Я начал рассказ с того дня, когда мне исполнилось шесть лет. Пока я раздумывал о том, как бы хорошо получить новую квартиру пришли мама и бабушка. Они принесли фильмоскоп. Он, конечно, не такой, как у тети Фисы или в детсаду, там дорогие, за десять рублей, черные с дополнительными кнопками, а этот светлый и выглядит проще, четыре рубля стоит, но все равно можно смотреть диафильмы.
К фильмоскопу купили несколько диафильмов. Надо устроить вечером киносеанс. Вот какой-то скучный и черно-белый фильм про Можайского. Как раз для взрослых. Я разорвал листочки отрывного календаря. Это будут билеты. Дал тете Рае и ее близким. Позже зашел к ней. Все семейство ест селедку, а косточки кладут на "билеты". Стало очень обидно.
Память сохраняет много эпизодов из детства. Если человек даже не оставляет их на бумаге, то все равно в течение жизни то одно, то другое он вспоминает и рассказывает своим друзьям и близким. А если человек умирает ребенком. Весь этот мир, порой очень сложный, так и остается непознанным никем. Родители ведь далеко не всегда и не все знают о своих детях, даже когда они еще малы.

***

Первый класс почти закончен, остался месяц до летних каникул. Сегодня мы переезжаем на новую квартиру. Меня уже ждут дома. Грузовик, предоставленный бабушке с работы, уже загружен мебелью и другими вещами. В кухне осталась бутылка с веточкой тополя, на ней молодые зеленые листочки. Я поставил ветки к майским праздникам. От зелени какая-то радость, ожидание расцвета природы и подсознательная ассоциация с новым периодом жизни. Ожидание чего-то нового. Хотя гложет полученная двойка. Мы едем к новым домам. О полученной двойке я молчу.
Дядя Юра говорит моей маме:
- Вот твой пятиэтажный барак.
Дом и вправду выглядит мрачновато. Я его уже видел снаружи. Когда узнали, что здесь дадут нам квартиру, я с бабушкой ходил смотреть на дом, где нам предстоит жить. Очень далеко от центра. Среди пустырей рядом со стоящими на отшибе корпусами городской больницы еще издали я увидел старое здание большого дома, построенного в виде квадрата с небольшим разрезом на одной из сторон. Издали он выглядит как мрачный замок, а за ним уже новостройки, много-много домов, в том числе и наш, все дома еще не заселены. На некоторых обозначен год - 1962. Серая погода, серые дома. От того, что они все пусты, ощущение сна.
В будущем эта часть города станет центром, а домов нарастет еще множество.
Но пока я вижу по разные стороны своего дома частные дома, скорее даже землянки. Из окна квартиры на четвертом этаже видна грязная речушка Горбуниха, а перед ней строят детсад, сваи вбивают. Я представил, как на месте этой глины когда-то было доисторическое прошлое со всякими динозаврами.
Квартира очень разочаровала. Грязно-зеленые полосатые как пижама обои, в печке кирпичи и мусор. С подоконника краска слазит как пленка.
Мебель расставили. Я сижу за своим письменным столом. Его бабушка купила на базаре, когда получили ордер. Он самодельный, большая его часть сделана из фанеры.
Я должен писать. Вообще мне и приятелю детства, а теперь однокласснику Жене дали на лето задание исписать две тетрадки. Терпения моего хватит только на полторы страницы. Вот и сейчас мама моет стекло над дверью в маленькую комнату, а я в этой комнате сижу за столом, но не пишу, а макаю клеевую кисточку в чернильницу и крашу постамент чернильницы. Ее подарил дядя Юра, она сделана в виде Царь-колокола, колокол снимается, под ним чернильница, всё это на черной подставке с выемкой для ручки. Материал подставки очень хорошо впитывает чернила, поэтому красить его можно бесконечно.
Но вот можно от занятий освободиться. Теперь есть балкон. Я вышел на на него. У нас четвертый этаж. На третьем этаже по другую сторону подъезда на балконе играет мальчик моего возраста. Разговорился с ним. Шурик Коровин - так звать мальчика.
Надо бы и на улицу сходить. Во дворе все перекопано. Огромная яма с резвящимися вокруг детьми, а рядом гора выкопанной земли. Смотрю на ее вершину. И вдруг меня пронизывает необъяснимо волнующее чувство. Будь я старше, я назвал бы это влюбленностью. Но не любовью. Любовь все-таки вбирает в себя большее, чем впечатления от лица и пластики человека. Свои чувства я никому не высказываю, в том числе и этой своей любви, с которой вскоре познакомился.
Долгие годы и даже десятилетия мне будет сниться, что ко мне пришла любовь, и во сне она не будет безответной, как всегда было наяву. И всегда действие этих приятных снов происходило на фоне новостройки.
Стемнело. Я смотрю в окно на ночной город. Далеко-далеко светятся окна кирпичной неоштукатуренной гостиницы, что стоит на проспекте Металлургов. Там в камере хранения работает Кока. Перед гостиницей пустырь, будущий парк имени Гагарина. Когда-то, идя из детсада, я видел, как там во время наводнения вертолет спасал людей, живших в землянках рядом с кинотеатром "Коммунар". Еще дальше, за гостиницей днем можно разглядеть гору, а на ней шахту. Но сейчас в темноте всего этого не видно. Только грустные дома мигают желтоватыми огоньками. В черной пустоте.
Новая квартира оказалась хуже старой, хоть и просторнее. Нет ощущения уюта, защищенности. Все кажется серым. На душе тоска. Мечта оказалась иллюзией. Но возникает другая мечта, такая же иллюзорная.